замначальника департамента глюков и монстров
В "Есть, молиться, любить" есть отличный отрывок (который я бы с удовольствием процитировала, но с планшета неудобно), где Гилберт говорит кому-то из своих римских друзей, что не могла бы жить в Риме остаток дней, а он говорит, что ей, наверное, не подходит главное слово Рима. Главное слово Рима - СЕКС. Там дальше про то, что слово Ватикана - ВЛАСТЬ, Нью-Йорка - ДОСТИГАТЬ, а Стокгольма - ЕДИНООБРАЗИЕ.
Когда я это прочитала, я, конечно, тут же пересказала это Арсению и предложила подумать слово для Москвы. Моя мысль была - ВЫЖИВАНИЕ, но Арсений поправил меня, что ВЫЖИВАНИЕ описывает не только Москву, а как бы даже чуть ли не страну. Как сказал Арсений, Москва - это как если бы было специальное слово, описывающее момент, когда ты поднимаешься после падения. В Москве все в какой-то степени выжившие, но люди делятся на поднявшихся и лежащих, и все стадии этого.
Я согласна с ним, конечно.
Кажется, логическим итогом жизни в Москве должно быть умение вообще не падать, Москва воспитывает из людей котов.
Очень мне не нравится во всём этом, что в этом городе, на мой вкус, совершенно невозможно жить одному. Одиночество, монада, влечёт меня как пугающее испытание, которое хочется пережить. Мне кажется, что я этого не умею совсем, безнадёжен, к тому же постоянно и везде нахожу поддержку в людях (в другой части книги Гилберт жаловалась на свою общительность; у меня и близко нет её экстравертированности, я, к тому же, отлично умею быть злым-холодным-незаинтересованным, но я отчасти, думаю, хорошо понимаю, о чём она, и почему можно жаловаться даже на такое благословенное качество), но всё же не представляю себе, как можно в этом городе выживать в одиночку. Да, здесь полно людей, которые, например, переехали и у них никого нет, вообще, но это рехнуться можно.
Когда я это прочитала, я, конечно, тут же пересказала это Арсению и предложила подумать слово для Москвы. Моя мысль была - ВЫЖИВАНИЕ, но Арсений поправил меня, что ВЫЖИВАНИЕ описывает не только Москву, а как бы даже чуть ли не страну. Как сказал Арсений, Москва - это как если бы было специальное слово, описывающее момент, когда ты поднимаешься после падения. В Москве все в какой-то степени выжившие, но люди делятся на поднявшихся и лежащих, и все стадии этого.
Я согласна с ним, конечно.
Кажется, логическим итогом жизни в Москве должно быть умение вообще не падать, Москва воспитывает из людей котов.
Очень мне не нравится во всём этом, что в этом городе, на мой вкус, совершенно невозможно жить одному. Одиночество, монада, влечёт меня как пугающее испытание, которое хочется пережить. Мне кажется, что я этого не умею совсем, безнадёжен, к тому же постоянно и везде нахожу поддержку в людях (в другой части книги Гилберт жаловалась на свою общительность; у меня и близко нет её экстравертированности, я, к тому же, отлично умею быть злым-холодным-незаинтересованным, но я отчасти, думаю, хорошо понимаю, о чём она, и почему можно жаловаться даже на такое благословенное качество), но всё же не представляю себе, как можно в этом городе выживать в одиночку. Да, здесь полно людей, которые, например, переехали и у них никого нет, вообще, но это рехнуться можно.