замначальника департамента глюков и монстров
22.07.2012 в 01:11
Пишет Alario:1841. О конце света.
Нам осталось жить три месяца, говорит дядя Отфи вместо молитвы, и все благоговейно склоняют головы над тарелками.
Нам осталось три месяца, шепчет тетя Цог в саду, когда думает, что никто не видит - она плачет, что метеорит разрушит ее садик, так что она не застанет первый иней на листьях крыжовника и уже никогда не сломает каблуком хрустящего льда на дорожках.
Три месяца, рычит Инак, ударяя кулаком в стену, а потом - еще и еще, сильнее и сильнее, и колонки выкручены на полную мощность, и весь дом вибрирует от рок-н-ролла.
Амарта не плачет, она просто берет папин мопед без спроса и пропадает целыми днями, а возвращается обычно под утро, с ошалевшими глазами и спутанными волосами.
Дедушка Корт строит фамильный склеп величественно и неторопливо, а малыш Донкин так же торжественно - бункер в песочнице.
Каною - шестнадцать, у него нос и плечи щедро обсыпаны веснушками, и Бог еще ни разу не говорил с ним.
Он немного переживает, потому что по всему выходит - что должен был бы, уже пора, но до сих пор не было ни снов, ни видений, ни голосов, ни знаков в небесах. Может быть, он плохо слушал, или смотрел не туда, но он читает правильные книги, ходит в церковь каждый день, а там - битком, духота, дымно, там курят травку украдкой, и Каною кажется, что он в чем-то провинился и недостоин быть здесь, но теперь из церкви никого не выгоняют, и он пробирается вдоль стены под страдающе-прекрасными лицами святых, и закрывает глаза, и молится, молится.
Нам осталось жить два месяца, говорит перед обедом дядя Отфи, и все молчат подольше, ведь каждому есть, о чем подумать.
Сестра приезжает под утро бритая налысо и с тату на всю спину.
Инак выбрасывает проигрыватель в окно, прямо в розовый куст тети Цог, и долго курит на крыше.
Тетя Цог подрезает сломанные розы, а малыш Донкин ковыляет с лейкой.
Город бесчинствует, свет отключают надолго, а иногда по полдня нет и воды.
Каной ждет Бога. Он серьезно тревожится - как бы не опоздать. Как ему успеть за два месяца. Он не спит ночами, выходит во двор, ежась, смотрит в небеса часами, выжидающе и пристально, но - ничего. Небеса безмолвствуют, сверчки беззаботно поют свои песни, а в доме дедушка Корт при свечах зачитывает самые трудные места из кроссворда.
До конца света осталось три недели, говорит дядя Отфи вслух, хотя за столом он один. На семейные обеды теперь никого не дозовешься - дети пропадают где-то в городе, дедушка занят отделкой склепа, а тетя плачет в спальне.
Каной изводится, ломая руки - Бог не говорит с ним.
Господи, шепчет он в небо, я недостоин тебя? Я согрешил? Я тебя ждал так, я так надеялся, я же учил.. дай мне знак, научи, поддержи, расскажи. Так иду ли я правильно, ты ведешь меня, Господи? Дай мне знак, ну, хоть слово, чтобы вера моя горы сдвинула. Как мне без тебя, Господи, без твоего слова, без твоего знака, это что же, мне - одному, самому, да как же так, да кто я такой, да что я могу, Господи, без твоей силы за спиной, без твоего знака перед глазами, да я же букашка, слабый и хилый, мне осталось-то - три недели от силы, а ты не говоришь со мной! Да я лучше лягу и сразу умру, вон, дедушка выстроил дивный склеп... Ты молчишь, молчишь, а мне нужен ответ. Ну, как я смогу, я никогда не мог, я читал твой завет, я учил, я ждал, но в чем мой урок, если ты молчишь, значит - как? Я сам? Самому?..
Каной плачет - он один и слаб. Он долго ждал, а больше ждать нельзя. Он откладывает книгу, убирает четки. Надевает сандалии. И идет искать доски.
Он чем-то прогневал небеса, и Бог не говорит с ним совсем. Он никогда не учился кораблестроению, он ничего не умел и не мог, жалкий маленький человек, но если не он - то кто построит ковчег?..
И он строит, как умеет, без Бога за спиной - с обреченным упрямством, ни на что не надеясь. Дедушка Корт, отвлекшись от склепа, идет помогать, дядя Отфи подносит реи. Тетя шьет паруса, Инак днище смолит, а Амарта готовит якорь. И соседи приходят, приводят друзей, и больше времени нет, чтобы плакать...
Каной заглядывает в подзорную трубу.
Мы сможем. Мы сможем... Я, пожалуй, смогу, - шепчет он и от счастья тонет: спине его тепло, будто обнимают большие ладони, и на сердце у него горячо, будто что-то горит..
А где-то в небе несется метеорит.
URL записиНам осталось жить три месяца, говорит дядя Отфи вместо молитвы, и все благоговейно склоняют головы над тарелками.
Нам осталось три месяца, шепчет тетя Цог в саду, когда думает, что никто не видит - она плачет, что метеорит разрушит ее садик, так что она не застанет первый иней на листьях крыжовника и уже никогда не сломает каблуком хрустящего льда на дорожках.
Три месяца, рычит Инак, ударяя кулаком в стену, а потом - еще и еще, сильнее и сильнее, и колонки выкручены на полную мощность, и весь дом вибрирует от рок-н-ролла.
Амарта не плачет, она просто берет папин мопед без спроса и пропадает целыми днями, а возвращается обычно под утро, с ошалевшими глазами и спутанными волосами.
Дедушка Корт строит фамильный склеп величественно и неторопливо, а малыш Донкин так же торжественно - бункер в песочнице.
Каною - шестнадцать, у него нос и плечи щедро обсыпаны веснушками, и Бог еще ни разу не говорил с ним.
Он немного переживает, потому что по всему выходит - что должен был бы, уже пора, но до сих пор не было ни снов, ни видений, ни голосов, ни знаков в небесах. Может быть, он плохо слушал, или смотрел не туда, но он читает правильные книги, ходит в церковь каждый день, а там - битком, духота, дымно, там курят травку украдкой, и Каною кажется, что он в чем-то провинился и недостоин быть здесь, но теперь из церкви никого не выгоняют, и он пробирается вдоль стены под страдающе-прекрасными лицами святых, и закрывает глаза, и молится, молится.
Нам осталось жить два месяца, говорит перед обедом дядя Отфи, и все молчат подольше, ведь каждому есть, о чем подумать.
Сестра приезжает под утро бритая налысо и с тату на всю спину.
Инак выбрасывает проигрыватель в окно, прямо в розовый куст тети Цог, и долго курит на крыше.
Тетя Цог подрезает сломанные розы, а малыш Донкин ковыляет с лейкой.
Город бесчинствует, свет отключают надолго, а иногда по полдня нет и воды.
Каной ждет Бога. Он серьезно тревожится - как бы не опоздать. Как ему успеть за два месяца. Он не спит ночами, выходит во двор, ежась, смотрит в небеса часами, выжидающе и пристально, но - ничего. Небеса безмолвствуют, сверчки беззаботно поют свои песни, а в доме дедушка Корт при свечах зачитывает самые трудные места из кроссворда.
До конца света осталось три недели, говорит дядя Отфи вслух, хотя за столом он один. На семейные обеды теперь никого не дозовешься - дети пропадают где-то в городе, дедушка занят отделкой склепа, а тетя плачет в спальне.
Каной изводится, ломая руки - Бог не говорит с ним.
Господи, шепчет он в небо, я недостоин тебя? Я согрешил? Я тебя ждал так, я так надеялся, я же учил.. дай мне знак, научи, поддержи, расскажи. Так иду ли я правильно, ты ведешь меня, Господи? Дай мне знак, ну, хоть слово, чтобы вера моя горы сдвинула. Как мне без тебя, Господи, без твоего слова, без твоего знака, это что же, мне - одному, самому, да как же так, да кто я такой, да что я могу, Господи, без твоей силы за спиной, без твоего знака перед глазами, да я же букашка, слабый и хилый, мне осталось-то - три недели от силы, а ты не говоришь со мной! Да я лучше лягу и сразу умру, вон, дедушка выстроил дивный склеп... Ты молчишь, молчишь, а мне нужен ответ. Ну, как я смогу, я никогда не мог, я читал твой завет, я учил, я ждал, но в чем мой урок, если ты молчишь, значит - как? Я сам? Самому?..
Каной плачет - он один и слаб. Он долго ждал, а больше ждать нельзя. Он откладывает книгу, убирает четки. Надевает сандалии. И идет искать доски.
Он чем-то прогневал небеса, и Бог не говорит с ним совсем. Он никогда не учился кораблестроению, он ничего не умел и не мог, жалкий маленький человек, но если не он - то кто построит ковчег?..
И он строит, как умеет, без Бога за спиной - с обреченным упрямством, ни на что не надеясь. Дедушка Корт, отвлекшись от склепа, идет помогать, дядя Отфи подносит реи. Тетя шьет паруса, Инак днище смолит, а Амарта готовит якорь. И соседи приходят, приводят друзей, и больше времени нет, чтобы плакать...
Каной заглядывает в подзорную трубу.
Мы сможем. Мы сможем... Я, пожалуй, смогу, - шепчет он и от счастья тонет: спине его тепло, будто обнимают большие ладони, и на сердце у него горячо, будто что-то горит..
А где-то в небе несется метеорит.