о прекрасных созданиях, происходящих со мной;

я не помню твоего имени, не знаю фамилии, не слышал голоса, не знаю, чем занимаешься на данном отрезке жизни, твоих знакомых и текущих событий.
я думаю о тебе как об одном из старых друзей; иногда, достаточно редко, я пишу тебе, или ты пишешь мне, и, мне кажется, мы понимаем друг друга.

---

Туман в тумане. дурацкий каламбур. прядь среди прядей.
слияние "я" с "вокруг".
проблемы с прошлым, настоящим и будущим. туман.

---

снег. *не дышит*

---

^^

09.11.2008 в 21:48

Пишет  Осенний Дым:

А он пьет воду, он хочет...
В лучших традициях безумных фанаток Tokio Hotel

clic

---

теряю вновь собранные строчки.

---

ну вот, например;

[мне не нравится.]

сказка про мышей, драконов и город

А в ратуше под полом мышка живёт. А в центральном храме под полом своя мышь ищет крошки – церковная. И в амбарах жируют серые мышки-норушки.
Город стоит на лабиринте мышиных нор.
Мышке в ратуше лучше всех виднее, что ест на завтрак губернатор.
Мыши в церкви всегда точно знают, о чём молятся прихожане, и о чём они рассказывают в исповедальне.
Мыши, живущие на склонах речного русла, раньше других узнают, насколько высок будет паводок, амбарные мыши ведают, хорошо ли уродилось зерно в этом году.
Всякий город задыхается от мышей, если они в нём есть. Не говоря уже о том, что мыши уничтожают зерно и портят посевы, и подгрызают сухари, и сырные корки, и свечные огарки, словом всё, до чего только можно добраться, они приучают людей к тому, что в темноте всегда кто-то есть, всегда кто-то издаёт звуки, различимые на пределе слышимости, всегда чьи-то глаза наблюдают за тобой, мыши учат людей бояться и действовать только с оглядкой, а куда? На кого? То знают только мыши.
Всё не так просто в городе, задыхающемся от мышей.
И когда их вдруг становится меньше, никто не задумывается о том, куда они деваются.
Просто семья губернатора перестаёт вздрагивать и оглядываться за завтраком. Да и все другие семьи тоже.
Впервые за долгие годы город засыпает спокойно.
Да никто и не знает, как и почему такое происходит. Не то дожди выпадают больше, не то зерно урождается хуже, а может просто все прилежные мальчики, аккуратные горничные и дородные матроны берут и выбрасывают свои крахмальные воротнички, да только как-то так выходит, что в мышиных норах – откуда только берутся? – начинают подрастать драконы.
А дракон в норе – это же сколько разом проблем. Это осколки скорлупы и чешуя по всему дому, это сухой и мелкий пепел – всё, что осталось от домашнего скарба, это позор честной мыши, который не может обратиться ни во что хорошее. И какая разница, если во всех окрестных норах такие же дети!
Бывает, что ни день слышно:
- Да, мама, я опять развалил дверную притолоку!
- Да, мама, я случайно сжёг все наши запасы на зиму!
- Да, мама, у меня непричёсанный хвост, потому что у меня там гребень, ё-моё!
А из другой норы голос вторит:
- Нет, мама, мне беззаботно, что подумает сосед Эд.
- Нет, мама, колбасные шкурки – это хорошо. Только мало.
- Нет, мама. Просто нет.
Город спит и не знает: можно и не проснуться.
Город спит и думает: наконец-то мы избавились от мышей! Житья от них нет! Город доволен и беспечен – так мало нынче тех, кто прогрызает мешки с зерном, кто топочет в темноте маленькими лапками, шуршит и попискивает; нет больше серого воинства; пусты по утрам мышеловки, кошки голодны, но ленны и подлизываются к хозяйкам, чтобы те наливали им молока в блюдца за мурлыканье, а не за мышиные трупы.
Город спит на вулкане – теперь в каждой норке, и в каждой щели в полу вместо десятка мышат по дракону, а где и по двум.
- Ре-пу… Ре-пат… аци-я… Я знаю, мама, это очень хорошо.
Сначала ничего – дракончики малы, они всегда совсем маленькие и скользкие, когда вылезают из яиц, и некоторое время считают себя мышами, а по вечерам, бывает, тоскуют – почему я не серый, как все дети, почему не пушистый? – но всё пока ещё в норме.
Но дальше дела идут хуже и хуже – мышка и не знает ужё, куда девать сына, а он всё растёт и растёт.
- Что же ты, Джеймс? Куда тебя столько девать? И в кого ты уродился только?
Под землёй и в норах нет солнца, драконам хорошо: глаза открываются медленно, чешуя ни в какую не хочет скорее твердеть.
Но дальше дела становятся совсем плохи: город набухает своими детьми, уже не мыши беда, а землетряска, время которой неспешно приходит.
Всё чаще и чаще драконам не хватает места у себя под землёй. Если застрянет голова, ещё куда ни шло, а если крылья?
Всё заметнее и заметнее молодые драконы наливаются внутренним огнём.
В город уже не так уверенно приходит зима, не так много расходится дров и угля на обогрев, уже мостовые тёплые сами по себе, и с бродячими людьми и псами реже стало случаться воспаление лёгких.
Но городу всё ничего и даже здорово: кому нужен снег на улицах и страшный холод? Дворникам да кочегарам разве что. Мышам в норах совсем плохо: жарко, тесно, непонятно. Почёму у Ричарда нечёсаный хвост? Что подумает сосед Тэд? Почему дом стал вдруг таким беспокойным? Ни одной собаки поблизости, ни другого какого крупного зверя, люд скупятся на мышеловки и крысиный яд, так что же случилось? Мэгги, что с тобой, крошка? Откуда ты?
Драконам в мышиных норах не лучше. Мама, папа, вы чего? А я почему такой? Куда деть столько огня? Что делать, если хочется непонятно чего? Что делать, если в такой тесноте и с собственным хвостом толком не поговоришь, а до соседской девочки Сью, у которой тоже есть пламя, так и вовсе не добраться?
Город ещё не знает, что скоро один из драконов в лабиринте мышиных нор вот-вот встанет на дыбы и захлопает крыльями. И тогда уже городу не устоять.
Подросшим драконам всё хуже спится по ночам, хотя в глубине норы или в тёмной пропасти щели в паркете день мало отличается от ночи.
Не стоит думать дурного – будь у них хоть какая-то возможность выбраться наружу без потерь, деликатно и тихо, как вода подмывает земляные склоны, они бы ей воспользовались. Но кто из них мог знать, что выше их, там, над головой – целый город?
В первый раз стены дрогнули тогда, когда дрогнула ночь перед днём, и занялся рассвет. Но то было лишь первой неуклюжей попыткой, предвестьем, только звякнули блюдца и чашки, аккуратно собранные в кухонные ящики накануне вечером; чашек в городе было немало, достаточно, чтобы дрязгом разбудить всю округу, но не на границе между ночью и утром, когда любые чудеса не встретят ни поддержки, ни сопротивления.
К полудню периоды слабой дрожи замечали уже многие, но пока не делали труда делиться наблюдениями с кем-либо ещё.
Ввечеру по мостовой зазмеилась первая трещина, из которой двумя струйками пополз вязкий дым.
Второй раз рождённые из яиц драконы пробивали себе дорогу наружу.
К полуночи трещины поползли по стенам домов. Ещё до захода луны из городского подземелья выбрался первый дракончик. Он не причинил больших разрушений, разворачивая новорожденные крылья, увидел луну, был очарован и полетел за ней следом.
В рёве пламени вырывались наружу драконы утренние, и люди, впечатлённые их появлением, уходили из города прочь.
Драконы дня привели с собой потоп, и губернатор города рвал на себе волосы, глядя в окно.
Вода схлынула быстро, но это мало кого могло уже успокоить.
Когда драконы вечера улетели восвояси, от города остались лишь руины, над которыми слабо клубилась пыль.
Мыши, люди, кошки, псы, вороны, голуби, духи домов, площадей и улиц обезволено разбредались в поисках нового пристанища. Губернатор собрал семейство и с лёгкостью в сердце и теле, забытой им с юности, повёл его вниз по реке.

Где-то далеко-далеко от того места, где раньше стоял город, на невысоком холме с плоской вершиной приземлился самый первый ночной дракон, свернулся калачиком и затих – после такого перелёта недурно и поспать. Сгущались сумерки. В ненадёжном, хрупком и жидком свете чешуйки его бронированной шкуры всё отчётливей походили на камни городской мостовой.

@темы: словесное творчество, творчество из слов

---

ты знаешь, это всё такая пустая беготня; все мои письма внутри головы начинаются со слов "здесь такой без тебя тухляк..."; все мои сны живут на твоём плече, все мои мысли, да что там мысли; всё это такая беготня, такая.
ты знаешь, за словом "ты" у меня обычно приблизительно два человека; хотя человек из тебя - ну, как из меня; всё ты знаешь.
ты знаешь, я хочу с тобой говорить, думать, быть, плыть по самой длинной реке. во мне ни грамма поэтических бредней, но все эти эльфы, драконы, сказочная шантропа, любят всё время очень категорично. плюс-минус раз, два.
я вот иногда думаю: "вот, ты..." - и улыбаюсь совсем навылет.

я тут ничего особенного, я всем улыбаюсь вхолостую, вызываю симпатии, болею простудой, желудком, мизантропией, такой обычный бардак. ("кто все эти люди?" - одна мысль совсем просто так, без тебя и циферок.) очень тебя не хватает.

@темы: словесное творчество, творчество из слов

---

ты знаешь, если мы встретимся, то крови будет не избежать.
я никак не могу этого оправдать с точки зрения вечности и гармонии, поэтому лучше мне ронять виноградинки на пол и заниматься всякими другими подобными нейтральными вещами.

---

это безобразие, что, если смотреть по этому дневнику, получается, что я до сих пор не приехал.
с географической точки зрения это явно не так, хотя у меня какое-то смутное ощущение, что я потерял себя загородом по дороге и нахожусь где-то не там, где я нахожусь.

всё путём, у меня есть сумка-саквояж в английском стиле, будет куда положить свою лень и мизантропию^^

---

уехал.

---

для sunshinebright, тема: свечи

читать зарисовку

Темно и пусто в комнатах, и холодно. И хотя мало что для дома может представлять угрозу, в темноте всё же очень, очень страшно.
Это длится до тех пор, пока не хлопает дверь, не звучат детские шаги, не входит маленькая совсем девочка, красивая, кудрявая, как пудель, не встаёт на стул, не залезает в комод, не достаёт подсвечник и простые белые свечи к нему – три штуки, долго, неловкими пальцами возится с ними, но вставляет, наконец, свечи в подсвечник, уходит. Дверь хлопает.
Всё-таки ещё темно; но начало положено.
Входит женщина в длинном зелёном платье. Она зажигает спичкой одну свечу, начинает хозяйничать: смахивает отовсюду пыль, убирает мусор, достаёт разные тарелки и плошки. Большую синюю чашку ставит на стол рядом с подсвечником, хочет налить что-то, и вдруг уходит, спокойно, но быстро, как бы на голоса.
На столе остаётся гореть одна свеча.
Приоткрыв дверь наполовину, в дом входит девушка-подросток. Дёргает головой, освобождая уши от наушников, но не выключая плеер (по комнате продолжают разноситься тихие и искажённые отзвуки музыки), оглядывается. Подходит к столу, своей зажигалкой, привычно прикрывая фитиль ладонью (трудные подростки - курят), зажигает вторую свечу. Неуклюже смахивает со стола чашку, пятясь от стола, с хрустом наступает на осколок, и торопливо уходит.
На полу осколки, две свечи горят.
Громко скрипят дверные петли, и входит пожилая женщина, почти старушка. Она вздыхает и охает при виде беспорядка, подходит к столу, зажигает последнюю свечу от уже горевших и принимается за уборку. Она сметает осколки, всё расставляет по местам. Закончив убираться, открывает окно. Тихо-тихо шаркая, уходит.
Когда в возникшем на секунду сквозняке пламя всех трёх свечей на секунду сильно наклоняется, сердце панически пропускает удар.

@темы: словесное творчество, творчество из слов

---

для О. Дыма, тема: "Коварный план графства Э"

Условие: "Штефанс был графством Э..."

читать

Коварный план графства Э

Штефанс был графством Э. Его поступки были поступками графства Э, его слова были словами графства Э, его волосы напоминали хлеб на полях графства Э, а его глаза – озёра графства Э. Реки пересекали графство Э неотличимо от того, как голубоватые дорожки вен виднелись сквозь светлую кожу Штефанса.
И заговорить со Штефансом значило заговорить с любым жителем графства Э. Порой было совсем непонятно: ходит он по земле или сам он земля.
Меж тем он жил как живой человек: варил уху в котелке, раздевал дурней в напёрстки, играл на тростниковой дудочке.
У графства Э имелось изрядно врагов, и все они были не прочь навредить как-нибудь Штефансу.
Потому, разбивая походный бивуак, Штефанс смотрел в оба, придумывал ловушки похитрее, насвистывал военные марши и добавлял противоядие в свой чай.
Однажды к костру Штефанса вышел бородатый путешественник и спросил дороги к морскому дну.
Штефанс не растерялся, сел на землю, скрестив ноги, и стал рассказывать:
- В кое-каких далёких и дивных землях стояла гора с тысячью вершин. На одной вершине паслись овцы, и на другой вершине паслись овцы. На многих вершинах лежали снега и льды. В одной вершине была пещера, где жил дракон, да улетел. А на самой высокой из всех вершин брала начало река, и у тысячного порога той реки стояла хижина великого мудреца. Мудрец мог сказать о судьбе всякой рыбы, что поднималась по реке мимо его хижины на нерест. Но когда пришли люди и попросили его поставить метку на ту рыбу, которая будет подана на королевский стол, мудрец улыбнулся и сказал, что рыба, на чью спину поставил метку великий мудрец, имеет не такую судьбу, как рыба, которая будет подана к королевскому столу…
Путешественник встал и продолжил свой путь, и Штефанс понял, что он не был его врагом.
В другой раз к Штефансу пришла женщина и предложила ему пойти с ней в суд, потому что он украл её козу, хотя Штефанс знал, что коза ушла сама, а теперь женщина хотела вместо неё поймать мужчину.
Штефанс сел на землю и стал рассказывать:
- Жил-был человек с тысячью теней. Когда человеку случалось оступиться, одна из его теней подхватывала его под руку, когда он ошибался, другая его поправляла, когда поджидала беда, тени берегли его от беды, когда нужна была помощь, они помогали ему, когда было грустно, тени говорили с ним и развеивали одиночество. И одна тень всегда готовила ему завтрак, а другие садились с ним ужинать. Однажды одна из его теней упала и сломала себе руку. Тогда человек пошёл к лучшему в тех землях врачу и сказал ему: «Пойдём со мной, я отведу тебя к человеку, который сломал руку». «Ты его родственник?» - спросил врач. «Я его тень», - сказал человек.
Женщина разрыдалась и ушла, а Штефанс понял, что она не могла причинить вреда графству Э.
Но вскоре враги подобрались недалеко. Штефанс был осторожен и заметал следы, как снег и ветер, он не входил дважды в одни двери и зашил мышиный хвостик в ворот, но таиться и бежать генерального сражения было не в правилах графства Э.
Не таясь, Штефанс вышел на бульвары и перекрёстки города, от шума которого закладывало уши, и когда в Штефанса стреляли, он думал: «А идите вы мои спорые да быстрые, белые да синие, да в район Речной площади, а меня не трожьте» и переходил в другой конец улицы.
Однако когда к Штефансу подошёл человек и предложил сыграть в шашки на главный секрет графства Э, этого нельзя уже было вынести. Штефанс сел, где стоял, и стал рассказывать:
- По дороге в те места, где люди легко смеются и легко плачут, шла женщина с тысячью лиц. Когда шёл дождь, она шла под дождём, а когда наступала ночь, она шла в темноте, и это не мешало её пути. У неё было лицо, которое улыбалось, когда она видела на дороге девочку, играющую с котёнком, было другое, которое удивлялось, когда она видела стадо коров, было и третье, которое мрачнело и кручинилось, когда тучи памяти набегали на солнечный день, а если крапива обжигала руку или ветка цеплялась за платье, она меняла лицо на обиженное. Когда женщина постучалась в дом у дороги, и лицо её было в этот раз умоляющим, она спросила у хозяина, открывшего ей дверь: «Почему землю, где люди легко плачут и легко смеются, можно увидеть, но уже много дней я не могу дойти до неё?» Хозяин ответил: «В такую землю не приходят со спокойными лицами». «Но только одно из моих лиц остаётся безучастным!» - воскликнула женщина. «Может быть, в том и дело», - сказал хозяин.
Штефанс огляделся и понял, что человек, который хотел узнать тайну графства Э, куда-то исчез.
Оно и понятно: нельзя узнать какую-то из тайн графства Э и не стать его частью.
В этом и состоит коварный план графства Э.

@темы: словесное творчество, творчество из слов

---

для Ashita fuyu, тема: вера

прим. от авт.: мелодрама - не мой стиль, и вообще это полная дрянь; но интереснее этого решения со мной ничего не случилось.)

именно буквы

Вера, Вера... Она была живой водой, она была глотком воздуха.
Вы видели её глаза, вы видели её лицо? Когда она читала приятную книгу, у неё становилось лицо Мадонны, когда она возилась со своими растениями в горшках, в её мягком свете зацветали цветы. Всё прочее она умела делать опрятно и дисциплинировано, но без занудства.
Она была землёй.
Вера. Она всегда говорила негромко и приветливо, всегда и со всеми - негромко и приветливо. Разумно ли искать встречи с человеком, который не показывает, что рад тебе больше, чем другим?
Тот, кто верил, делал именно так.
Тот, кто верил, искал её глаз, искал её слов, находил во всём этом какой-то смысл. Не находил сил что-то менять.
Он жил от неё в четырёх шагах по лестничной клетке. Непреодолимо отделённый от неё, как ему казалось, клеткой приличий. Застрявший на клетке игрового поля.
Он жил от неё в паре световых лет, если говорить о том, как всё было на самом деле.
Но всё же он невзначай ловил её мысли. Как она, столовой ложкой размешивая в горшке пересохшую землю с водой и бормоча под нос обещания сделать из неё, земли, чернозём, очень уютно и спокойно думает о том, что десяти семян, наверное, хватит (насколько он понял, чтобы проверить, вырастает ли что-нибудь из семян растения, обычно размножающегося совершенно другим способом). Как она, собираясь на улицу, проверяет на память список покупок. Как она равнодушно листает телевизионную программу и не думает ни о чём.
Мысли о простых вещах. Слишком простых.
Но всё же, всё же. Он привозил ей вещи, помогал ей донести сумки, выпивал на её кухне чашку кофе, был таков. Он не стучался в окно, не покупал цветов, не писал стихов.
Смотрел ночью на огни автострады, не включая света.
Смотрел в её омут, не отводя глаз.
Между ними не было любви. Надежда в его сердце вспыхивала и гасла, металась и кашляла, ни жива ни мертва.

@темы: словесное творчество, творчество из слов

---

для seekerofthewind, тема: талисманы

Прим. от авт.: как обычно, по мотивам почти реальных событий; ещё я хотел сначала сделать сюда три кусочка, но третий в процессе начисто забыл; надеюсь, он был неважный, ну или равномерно распределился по первым двум.

читать буквы

- Мне нужна жемчужина, - дракон страдальчески вздохнул и положил голову. – Очень. Крайне. Может быть, осенью получится разжиться чем-нибудь. Даже не жемчужиной – жемчугом. Скорее всего, правда, речным…
- А тебе нужен именно речной? – Сфинкс не шевелился по-кошачьи. Текуче.
- Нет. Мне нужна жемчужина. Жемчужина, она же крупная должна быть. – Дракон страдал так, что на это больно было смотреть. Бессовестно.
- А-а. Ну, ты же можешь подождать, когда в следующий раз птицы двинутся на восток. Правда это, возможно, займёт несколько лет…
- Не-ет. Несколько лет я не протяну. – Дракон тянул слова, как предполагаемые несчастные годы жизни без жемчужины.
Надо признать, дракон и выглядел неважно: потускневшая чешуя, опущенный шейный гребень, нервное подергивание хвостом и слезящиеся глаза.
- М-м. Подай-ка мне вон тот ларчик.
Теперь сфинкс рылся в своих шкатулках, сундуках и ларях, а дракон смотрел в бок, прислушивался к бряцанью груд ворошимых сокровищ (сфинксы хранят мудрость; сокровища сфинксы хранить не умеют, к этому драконы приспособлены, несомненно, лучше, но что может дракон без жемчужины?), бормотал под нос о чём-то другом.
Дракон осознавал на протяжении всего диалога, что такая реакция на его жалобы вполне естественна, особенно со стороны хорошего (точнее просто лучшего) друга, каким ему приходился сфинкс. Но всё это вышло совершенно случайно, и дракон с самого начала совершенно искренне предполагал как-нибудь перебиться до осени. Теперь он испытывал определённую неловкость.
- Выбирай.
Жемчужин нашлось четыре. Чёрная, розовато-бежевая, белая и странная. Дракон задумался.
- Наверное, я не такой, у кого может быть чёрная жемчужина.
- Не такой, - согласился Сфинкс.
Дракон сделал паузу.
- И не такой тоже, - с доски ушла бежевая.
Теперь дракон задумался серьёзно. Белая жемчужина тянула своей эталонностью, а если точнее, то она была предметом, отвечающим тому образу, который представляется, когда слышишь его название. Овчарка больше похожа на собаку, чем пекинес, по крайней мере, тривиальный путь прямых ассоциаций чаще приводит человека именно к ней.
Если уж откровенно, то, говоря о жемчужине, дракон представлял себе круглую белую жемчужину. Обычную.
Странная жемчужина имела форму, весьма далёкую от шарообразной и вообще трудно поддающуюся описанию. Переливалась несколькими цветами. Обладала своей прелестью, но была неожиданна для воображения.
Дракон задумался.
- Ты вполне такой, - развеял заминку надоевший ждать сфинкс.
У дракона вновь появилась жемчужина.
Дракон медленно уходил в сторону дома, и она беззвучно колотилась, покачиваясь, о его грудь.

Теперь многое изменилось. Дракон двигался дальше, выгибая шею, и на серебре чешуи ярко выделялись два чёрных шнурка. Если долго смотреть, затаив дыхание, на тот из них, что был и раньше, то с каждым мигом он всё больше походил длинную и тяжёлую цепь, и всё сильнее эта цепь путалась и терялась в драконьей гриве, и всё яростнее гриву трепал ветер. Но стоило отвести взгляд, заморгать, помотать головой, и всё пропадало, и становилось непонятно – откуда у чёрного шнурка и грубой металлической подвески на нём сходство с причудливой цепью, откуда у чешуйчатого и шипастого зверя грива, и откуда, наконец, поднялся в пустоте такой ветер?
Со вторым шнурком, вернее, со второй подвеской, было ещё хуже. На шнурке сотней красок пламенела жемчужина. И стоило задержать взгляд на её переливах, как всё в глазах смешивалось в цветное пятно, а в ушах все звуки сливались в невыносимый для слуха звон, и столетия набегали на секунды в помутневшем сознании, а когда всё отступало, ничего не оставалось делать, кроме как оцепенело стоять с щемящим чувством чего-то очень важного, но забытого.
И спрашивать у себя – был ли дракон, и куда делся?

@темы: словесное творчество, творчество из слов

---

я вернулся, вернулся я, но не насовсем.
тексты россыпью, потом, всё потом.

---

в сквере, где скамейки такие белые, что глаза слепнут, твой взгляд ложится на меня страшной тяжестью, лишней ответственностью, трудным грузом.

мне становится дурно от долбаных придурков самых прекрасных на свете мужчин и самых прекрасных на свете женщин, которые меня окружают. мне становится дурно от цепей предопределённой ближайшей вероятности, накатаных рельсов общения, проблем, трудностей, комплексов и ошибок. меня тянет порвать этот мир на клочки, но река неспешно несёт время своей жизни и трава растёт под ногами, и незачем переворачивать всё с ног на голову.

под конец дня, под вечер, наши разговоры начинает перекрывать шум поезда. всё нарастающий, всё приближающийся, всё более заглушающий слова, отчего голоса становятся громче, напряжённее, торопливее, торопящимися успеть сказать всё, и знающими, что не успеют. это потому что этот поезд расплющит нас в лепёшку повезёт меня в одну сторону, тебя - в другую, меня к востоку, тебя к югу.

---

что-то меня явно потянуло на поэтические концептуализмы;

никто другой
не сможет быть мной.

@темы: словесное творчество, творчество из слов

---

- ...Понятно, что в ряде ситуаций самое простое решение - это "всех расстрелять, город сжечь".
- Почему-то представляется дракон, который кружит над городом, поливая его огнём.
- Угу, а потом садится на то, что было главной площадью, среди развалин и гор трупов и говорит: "Так что там моя заноза в лапе?"

---

к предполагаемым читателям;

у меня есть время и желание что-нибудь написать.
дайте мне тему.
надо сказать, сетевые обязательства я выполняю на редкость непостоянно, если вообще выполняю, поэтому ничего здесь не обещаю. но мне будет интересно.

---

неконцептуальный пост;

*изгваздал малиной любимую футболку; чувствует себя человеком*